Сегодня в рубрике «Взгляд на проблему» авторский коллектив кафедры гуманитарных наук Университета гражданской защиты МЧС в составе: Богдановича А.Б., кандидата исторических наук, доцента, Карпиевича В.А., кандидата исторических наук, доцента и Сергеева В.Н., кандидата исторических наук, доцента рассмотрят историко-философскую проблему формирования культуры безопасности жизнедеятельности.   

ФОРМИРОВАНИЕ КУЛЬТУРЫ БЕЗОПАСНОСТИ ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ: ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ 
Термин «культура» является одним из наиболее употребимых во всех отраслях современного знания. Концептуальное наполнение сотен имеющихся ее определений напрямую зависит от решаемых при их помощи исследовательских или практических задач. Именно практическая целесообразность привела к появлению актуального в последнее десятилетие понятия «культура безопасности жизнедеятельности». Формирование таковой является одной из приоритетных задач государства и, в частности, деятельности Министерства по чрезвычайным ситуациям. В этой связи целесообразно еще раз обозначить, какой исторический, философский, психологический и, шире, смысловой контекст за ним стоит – несмотря на «молодость» термина, явления, которые он описывает, на протяжении веков являлись органической частью жизни общества. 

К вопросу объема понятия 
Содержательно «культура безопасности жизнедеятельности» является расширенным производным от категории «культура безопасности», разработанной структурами Организации объединенных наций по результатам анализа причин аварии на ЧАЭС. Согласно глоссарию МАГАТЭ культура безопасности – «набор характеристик и особенностей деятельности организаций и поведения отдельных лиц, который устанавливает, что проблемам защиты и безопасности, как обладающим высшим приоритетом, уделяется внимание, определяемое их значимостью». 
Подчеркнуто «деятельностный» акцент в определении способствовал своеобразному переносу заданного в нем понимания в иные сферы человеческого бытия - деятельность, направленная на обеспечение личной и общественной безопасности характерна для всех областей жизни. Так оформился концепт «культура безопасности жизнедеятельности» (КБЖ), одной из самых распространенных трактовок которого является следующая: это «состояние общественной организации человека, обеспечивающее определенный уровень его безопасности в процессе жизнедеятельности». 
Обе приведенные дефиниции (культуры безопасности и КБЖ) можно отнести к числу т.н. нормативных определений культуры, связывающих ее становление и динамику с выработкой регулятивов (социальных норм), фокусирующих направления социальной активности, мировоззрение, модель, стиль и образ жизни ее носителей. Подобная детерминация всех перечисленных сфер подразумевает опору на ценности, лежащие в основе нормативных установлений. 
Именно в этой связи культура безопасности обладает рядом характерных черт, которые ниже следует вкратце обозначить, снабдив некоторыми отсылками к историческому и психологическому контексту. 
Культура безопасности жизнедеятельности как способ объективации потребности в безопасности 
Если на уровне индивида следование нормам есть способ «опредметить» базовую потребность в безопасности, то в разрезе социальном речь идет скорее о способах минимизации рисков, направленных на обеспечение выживаемости сообщества в целом (в терминологии А.С. Ахиезера). Благодаря социальным установлениям поведение индивидов унифицируется за счет содержащихся в нормах своеобразной инструкции, поддерживая тем самым устойчивость, регулярность порядка. 
Индивидуальный уровень «культуры безопасности» можно описать через набор личных житейских практик, при помощи которых индивид прогнозирует угрозы, описывает их (для себя), «ведет себя» по отношению к ним. Речь идет о деятельности, не выходящей как правило за рамки персонального жизненного мира, и в этом смысле следование нормам с одной стороны, не доставляет человеку особых хлопот, а с другой – может быть объяснено им через призму личностной значимости (конечная цель – «я в безопасности»). 
На повседневном уровне люди научились соблюдать простейшие правила при использовании в своих целях тех или иных стихий. Так, человек понял, что огонь может сжечь все вокруг или причинить боль. Вода может затопить жилище, испортить продукты или домашний скарб. Ветер может погасить домашний очаг, разрушить жилище, но при правильном обращении контроль остается за человеком. 
На втором, общественно-бытовом уровне, люди стали не только осознавать необходимость соблюдения определенных правил, но и вырабатывать способы (максимально точной) трансляции накопленного опыта последующим поколениям. В этот же период стали возникать первые социальные запреты и правила, касающиеся того, как вести обращаться со стихиями, и чего делать нельзя. Усвоенные в рамках социализации правила стали частью общественной жизни, они содержали в себе социальный опыт поколений и способствовали своеобразной рефлексии (пусть и весьма неглубокой) опасностей и угроз (посредством механизма осознания через запрет), освобождению социальных сообществ от «проб и ошибок» предшественников. Именно на этом уровне люди стали сознавать коллективную потребность в безопасной жизнедеятельности (конечная цель – «мы в безопасности»), а передаваемые знания в этой связи наделялись особой ценностью (как гаранты снижения риска) 
Здесь же особую роль начинает играть институт религии. Задача мифологических и религиозных систем состояла помимо прочего в том, чтобы посредством мистифицированного описания мира объяснять людям те или иные явления и запрещать действия, которые могут нанести вред обществу. С возникновением и распространением христианства (равно как и других мировых религий) эти правила стали носить все более сакральный характер. Кроме того, церковь взяла на себя обязанности по обучению населения и частичному контролю за соблюдением правил безопасности. 
Социально-правовой уровень складывается в период зарождения государственности. На социально-правовом уровне нормы и правила общественной жизни получают окончательное социальное признание и формулируются в виде правовых актов. С развитием государства эти нормы становятся обязательными, за их несоблюдение следует наказание. В этот период формируются и специальные институты, которые следят за соблюдением правил безопасности и привлекают нарушителей к ответственности (конечная цель – «общество в безопасности»). 
Первые специализированные подразделения по борьбе с пожарами были созданы римлянами. Сохранилось имя создателя первой профессиональной дружины – Игнатиус Руфус. Он создал отряд пожарных из собственных рабов в 30 году до н.э. и направлял их на тушение всех пожаров в Риме. А первым организатором профессиональной пожарной охраны стал император Август. Когда в 6 г. н.э. в Риме вспыхнул огромный пожар, охвативший значительную часть города, он собрал для его тушения большую пожарную дружину, которую думал в скором времени распустить, но «увидав на деле, как полезна и необходима ее работа, отказался от этого намерения». Так возник в Риме внушительный корпус пожарных, в начале насчитывающий 600 человек, а впоследствии выросший по разным источникам до 7000 человек и получивший наименование «бодрствующих» (Vigiles Urbani). Для содержания корпуса vigilis император Август ввел налог – 4%  от продажи рабов. 
«Искусственный» характер нормативных установлений. Проблема уровней культурных практик 
Социальные регулятивы, определяющие как именно себя вести в той или иной ситуации, не даются человеку с рождения. Они формируются постепенно, в ответ на некие вызовы среды, и в связи с наличием потребности в безопасности. В каком-то смысле нормы «хранятся» в культуре и транслируются ею, но количество социальных регулятивов всегда больше, чем может освоить конкретный человек. Говоря иначе, нормы имманенты культуре, а не человеку. Актуализация потребности может заставить человека или группы людей освоить набор имеющихся либо выработать новые правила поведения. Во втором случае, необходимость этих правил должна быть доказана, и при любом сценарии правилам можно обучить. Чем более масштабными по охвату являются эти правила, чем быстрее они должны быть внедрены (в противовес процессам длительной социальной эволюции), тем более высокоранговые институты должны быть в подобной процедуре задействованы. 
В своде законов Русского государства «Соборное уложение 1649 года», составленном на Земском соборе, также обращается внимание на соблюдение правил пожарной безопасности. Так, в п. 278 главы Х «О суде» предписывалось, чтобы «печи и поварни на дворе к стене соседа своего никому не делати. А будет кто на дворе у себя зделает печь или поварню и к стене соседа своего, и в том на него от соседа его будет челобитье, и у него ту печь и поварню от стены соседа его отломать, чтобы соседу его от тоя его поварни и печи никакова дурна не учинилося». 
На белорусских землях в период ВКЛ и Речи Посполитой также уделялось внимание борьбе с пожарами. Большое влияние на формирование правовых норм и правил по борьбе с пожарами оказало распространение магдебургского права. На магистраты, которые создавались в городах, ложилась ответственность за борьбу с пожарами и другими бедствиями. В свою очередь, городские власти активно к этому привлекали население. 
В XIV-XV вв. тушение пожаров в белорусских городах становиться обязанностью всех горожан, которые в случае «гвалту от огню» без оговорок должны были являться к месту происшествия с простейшим ручным инвентарем. В Радзивилловской летописи (в списке XV века) имеется миниатюра, которая демонстрирует тушение пожара. На ней изображены работающие баграми на разборе горящего дома мужчины, и женщина, заливающая пламя водой из ведра. 
Вероятно, такое коллективное участие в борьбе с огнем первоначально регулировалось нормами обычного права, но к моменту кодификации законодательства Великого княжества Литовского приобрело повсеместный характер. В это же время в крупных городах наместниками–«державцами» или самими мещанами начинают вводиться обязательные постановления по правилам пожарной безопасности, которые несмотря на жалобы против «тое новины для огню», постепенно оформились в так называемые «огненные порядки». 
На описанном уровне может наблюдаться противоречие персональных и институциональных интересов в сфере безопасности. Именно применительно к ней практически во всем мире действует принцип приоритета государственного и общественного над персональным (в отличие от, например, экономики либо политики). 
В средневековой Европе одним из первых юридических документов была Салическая правда – свод обычного права германского племени салических франков. Древнейший текст памятника был создан в начале VI века при короле Хлодвиге I и состоял из 65 глав («титулов»), содержавших преимущественно перечисление штрафов за правонарушения. 
Титул XVI устанавливает штраф в 63 солида за различные виды поджога: дома, амбара или риги с хлебом, хлева со свиньями или стойла с животными. За поджог забора или изгороди взимался штраф в 15 солидов. Если поджог имел своим следствием полное уничтожение имущества, то виновный присуждался к штрафу в 200 солидов, не считая уплаты стоимости и возмещения убытков. 
В 1186 г. германский император Фридрих издал свой Указ против поджигателей, состоявший из 23 статей. Это был документ, которым Фридрих пытался бороться с поджогами, которые представляли серьезную угрозу королевскому миру. 
В средние века на восточно-славянских землях в правовых актах также содержались нормы, направленные на борьбу с поджогами. Так, Русская правда, сборник правовых норм Киевской Руси, датированный различными годами, начиная с 1016 г., известен в списках XIII–XV и более поздних веков. В п. 83 указывалось на то, что «если кто подожжет гумно, то выдается головою князю со всем имением, из коего наперед вознаграждается убыток хозяина, остальным располагает по своей воле князь, так же поступать и с тем, кто двор подожжет». 
Совершенно очевидно, что именно общественные институты высшего порядка способны вносить в размеренную социальную жизнь значимые изменения, даже если отдельным группам и индивидам их необходимость неочевидна. Причем обоснование подобных изменений и необходимость следования им приобретает не только законодательный, но и нравственный (образ «сознательного гражданина») и даже идеологический характер. 
Документы, относящиеся к истории белорусских городов, сохранили упоминания о многочисленных пожарах. Белорусские города были сплошь деревянные, дома строились близко друг от друга. Рядом находились и хозяйственные постройки. Власти, осознавая всю опасность такого устройства городов, стили принимать решения об организации городского строительства. Так, известны самые крупные пожары в Минске: в 1084, 1547, 1698, 1762, 1812, 1835, 1865, 1881 гг. Кроме них ежегодно возникали десятки мелких пожаров и возгораний. 
После опустошительных пожаров город отстраивался заново. Одно из первых упоминаний о проведении работ по архитектурно-планировочному «упорядочению» Минска относится к 1547 г., когда «…замок менский и место менское, зо всими маентностями их, подданых наших, погорело». После пожара в Минск приехали королевские ревизоры для «перенесения на иншое местце рынку и некоторых улиц и парадного будованья домов». С этого времени центром города на долгие годы становится площадь Верхнего рынка (сейчас – пл. Свободы), а застройка города приобретает более упорядоченный характер. 
В 1817, 1839 и 1858гг. в Минске разрабатывались планы по благоустройству города с учетом опасностей от пожара, но они оказалась реализована лишь частично. Были попытки создания генерального плана строительства города и в 1871 г., но и он не был осуществлен. Все изменилось после 1881 г., когда в Минске вспыхнул крупный пожар. В результате пожара сгорело 742 домовладения со всеми постройками и 321 городское здание, включая восемь правительственных учреждений. Практически город представлял собой огромное пепелище. 
После пожара Минск возродился как птица Феникс, но в новом качестве. Был введен «несгораемый квартал» – 14 улиц застраиваются только кирпичными зданиями, крытыми жестью или черепицей. В 1882 г. Минское городское управление разрабатывает и публикует в Памятной книжке Минской губернии на 1883 г. обязательные правила для жителей «О принятии мер предосторожности от пожаров». 
Тем не менее, Минск по-прежнему страдал от пожаров. В 1890-94 гг. происходило в среднем по 27 пожаров в год. В 1906 - 138, в 1911 - 130, что связано с увеличением площади застройки города. Как правило, пожары случались на городских окраинах, где жила беднота. И немудрено, ведь 80% городской застройки составляли деревянные строения. Огонь молниеносно распространялся по кварталам, особенно там, где постройки «лепились» друг к другу. 
Если же вернуться к уже современному понятию «культура безопасности (жизнедеятельности)» ситуация предстает в несколько ином свете. Оперативнее реагировать на прирастание сложности социальной жизни возможно именно на организационном (т.е. на общественно-бытовом уровне). Агентом, инициирующим социальные изменения, становится конкретная социальная организация. По этому критерию (субъект изменений) эволюция культурных практик, направленных на обеспечение безопасности, приближается к циклической траектории: «человек – группа – общество и государство – группа – (человек?)». 
Безопасность как практика повседневности 
Социальные регулятивы индивидуального и общественно-бытового уровней в большинстве случаев их носителями не рефлексируются. Являясь частью традиций повседневности, они определяют деятельность человека, действуя главным образом «из фона». Объяснительным принципом, характерным для подобных случаев, чаще всего является следующий: «Почему делать нужно именно так? – Потому что так принято, положено, нужно, правильно, научили и т.п.». Это в равной мере касается и технологий, и поведенческих моделей, и мировоззренческих установок. Именно такие нормативные установления являются наиболее прочными, независимо от того, какой области касаются. В полной мере это относится и к сфере безопасности. 
Исследуя древнейшие стоянки первобытных людей, археологи обнаружили первые очаги, которые были обустроены определенным образом. Это уже не было обыкновенное кострище, а продуманный очаг, обложенный камнями. Несомненно, древние люди заметили способность камня при нагревании накапливать тепло и затем отдавать его. Но фактом остается и то, что выложенные по кругу камни выполняли защитную функцию: не давали огню распространиться за пределы очага, особенно когда все спали и не могли следить за огнем. 
В дальнейшем, когда люди стали строить первые жилища, они, в целях безопасности, стали делать очаги в ямах, дабы обезопасить себя от пожаров. А при переходе от кочевого образа жизни к оседлому, люди поняли опасность открытых очагов. При исследовании славянских поселений раннефеодального периода археологами было отмечено, что в Восточной Европе уже к VI-VII вв. открытый очаг как средство отопления жилищ перестал использоваться. 
Консервативность социальных регулятивов 
Одной из серьезных проблем культуры безопасности является консерватизм нормативных установлений на персональном (житейском) и, отчасти, общественно-бытовом уровнях. Составляющая их совокупность неписанных правил и предписаний, как отмечалось, усваивается в процессе социализации, весьма слабо рефлексируется и благодаря этом крайне инерционна. Процесс транслирования культуры на протяжении многих столетий оставался (и во многом остается до сих пор) весьма рутинным процессом, воспроизводящим одни и те же образцы (технологий, поведения, мировоззрения). 
Одним из наиболее сложных вопросов, возникающих при исследовании печей древнеславянских жилищ, был вопрос о дымоходах. Археологические данные свидетельствуют, что большинство печей в славянских домах дымоходов не имели и топились по-черному. Печи, как правило, располагались в дальнем от двери углу, дым наружу выходил через устьеце и далее – через дверь. При этои дома простых крестьян и горожан так отапливались вплоть до ХVIII в. В эпоху Киевской Руси даже дома зажиточных людей отапливались таким же способом. И только в отдельных жилищах ХII–ХIII вв. при археологических раскопках находили фрагменты глиняных труб, которые могли быть частью дымохода. 
Иногда подобная ситуация может приводить, по меткому замечанию президента международной федерации обществ Красного креста и Красного полумесяца Д. Шерпителя, к своеобразному эффекту «реконструкции риска» - восстановлению жизнедеятельности после катастрофы или бедствия в том же виде, в котором она осуществлялась до трагедии (не внося ничего нового). В итоге формируется замкнутый цикл «риск/катастрофа/реконструкция риска» может продолжаться десятилетиями. 
Пожары были бичом древнего Рима. Римский историк Ульпиан отмечал, что в день в городе происходило по нескольку пожаров. В 213 г. до н.э. дотла выгорело все пространство от Авентина до Капитолия. Через три года новый пожар вспыхнул в нескольких местах вокруг Форума. Пожар 192 г., начавшись с Коровьего рынка, прошел полосой до самого Тибра. В императорское время Рим горел неоднократно, но особенно страшным был пожар 64 г., при котором пострадало больше половины города. Дома в Риме стояли тесно, один к другому впритык, часто с общей смежной стеной; улицы были узкими (4-5 м ширины). Авл Геллий (писатель начала II в. н.э.) рассказывает, как мгновенно на его глазах огонь с одной инсулы перекинулся на другие дома – «все вокруг вспыхнуло и слилось в один огромный пожар». 
Рационализация стихии как индикатор модернизации представлений о безопасности 
На протяжении столетий сформировался естественный для домодерной культуры взгляд на стихию как инвазивную (вторгающуюся) силу, лежащую практически вне человеческого контроля, либо подобный контроль возможен в весьма незначительной степени. Нередко стихия персонифицировалась, ей предписывались некие (скрытые от глаз) мотивы и свойства, выявить которые можно было, например, вступая с ней в своеобразную (ритуализованную) коммуникацию, либо при помощи «мифологической прогностики» (приметы, гадания и т.п.). 
В восточнославянских фольклорных источниках огненная стихия выражается различными словами-понятиями, например: «пламя», «огнь», «полымя», «свет», «сияние», «искра», «пламень», «пыл», «жар» и др. Огонь в народной мифологии выделялся своей двойственностью: с одной стороны он поддерживал жизнедеятельность людей, благодаря ему они выживали в экстремальных ситуациях (домашний «хороший» огонь). А с другой – он являлся страшно опасной силой, которая всё уничтожала на своей дороге, не жалела ни детей, ни стариков («благой» всепожирающий огонь). 
«Хороший» огонь всегда сберегался, его никогда не тушили, хозяйка старалась сохранить уголёк в ямке, горшочке. Считалось, что огонь может покарать небрежного хозяина или хозяйку за их непредусмотрительность и безнравственность. Существовал древний культ огня и множество поверий, которые утверждали, что огонь нельзя не уважать (плевать в огонь и т.д.): «Агонь адмсціцца, як яго ўквеліш». 
Одними из немногих способов контроля над стихией было не только следование закрепленным в практике рутинным технологиям обеспечения безопасности (например, правильная организация очага), но и корректное выстраивание «отношений» с ней в рамках следования многочисленным ритуалам и иным магическим практикам. 
С позиций современного рационалистического взгляда иногда сложно объяснить логическое противоречие, лежащее в основе упомянутой выше реконструкции риска: несмотря на регулярные масштабные пожары, различные культурные сообщества десятилетиями даже не пытались внести хоть небольшие изменения в технологию постройки жилищ из огнеопасных материалов. Однако с позиции «магического» мировоззрения никакого противоречия в принципе нет: соблюдение всех необходимых обрядов и ритуалов в отношении стихии и было способом контролировать ее в пределах собственных возможностей. 
Парадоксально, но и в современном обществе ритуал, обряд или убежденность как способ контроля над угрозами (уже техногенными) также достаточно распространен («нарушение норм ПБ не приведет к аварии, потому что я везучий, я хороший человек, я верю в благополучный исход, в авось и т.п.»).    
Тем не менее, по мере развития общества постепенно видоизменяются и представления о безопасности. В частности, одним из магистральных направлений изменений мировоззрения стала рационализация стихии: выявление разумных причин происходящего, установление зависимости катастроф от характера собственной жизнедеятельности, расширение в этой связи числа параметров возникновения, например, пожаров, на которые человек может влиять и т.п. Постепенно подобный процесс приводит к тому, что управление государством стало включать в себя и меры по управлению безопасностью и регулированию рисков. 
Огромное влияние на формирование представление о безопасности жителей и защиты их от пожаров было сделано крупнейшим представителем Польского Возрождения Анджеем Фрыч-Моджевским. В 1551 г. им был опубликован в Кракове на латыни труд «Об исправлении государства», в котором автор разработал правила «Об избежании пожаров и их тушении» (часть II, раздел XIII). Этот труд получил широкое распространение не только в Польше, но и в Великом Княжестве Литовском, оказав в дальнейшем огромное влияние на развитие противопожарной охраны белорусских городов. В 1577 г. в местечке Лоск (сейчас это деревня в Воложинском районе Минской области) был издал перевод трактата на польском языке. 
Фрич-Моджевский объяснял свою заинтересованность вопросами пожарной безопасности тем, что «написал я их, из побуждений милосердия, поскольку не только у всего народа, но и у известных мужей видел беспомощность и безразличие в борьбе против пожаров», от которых «редко случается так, чтобы не сгорали целые деревни, а временами и целые города». 
Осознавая, что именно в деревянной застройке кроется одна из основных причин опустошительных пожаров, Анджей Фрич-Моджевский призывал к строительству кирпичных домов. Развивая эту идею, он предлагал подготовить необходимое количество ремесленников, указывая, что «если посчитать, сколько нужно денег на возведение дома после каждого пожара, воистину выйдет, что деревянный дом обходится дороже каменного, стоящего веками». 
Одновременно, Фрич-Моджевский считал, что предупреждение пожаров является задачей не столько простых обывателей, сколько администрации и городских властей. Именно им он предлагал ввести и осуществлять контроль за соблюдением простых правил. 
Такой взгляд на организацию пожарной безопасности, был в те времена новацией и настоящим достижением, а использование всех предложенных Фрич-Моджевским правил в повседневной жизни могло многократно уменьшить ущерб от пожаров в масштабах всего государства. 
Естественно, что магнаты и городские самоуправления городов с магдебургским правом, заинтересованные в надежной защите своего благосостояния, взяли идеи Фрич-Моджевского за основу так называемых «огненных порядков» – сводов обязательных постановлений по правилам пожарной безопасности. 
Одними из первых, кому удалось их осуществить, стал магнатский род Радзивиллов. В их имениях и городах был реализован весь комплекс противопожарных правил. В городах и деревнях имелся противопожарный инвентарь (кожаные ведра, багры, топоры, ручные насосы, шкуры для накрытия крыш) разделенный между жителями. В городах имелись пароконные и четырехконные насосы, к которым была приставлена постоянная обслуга. 
На сегодняшний день хорошо известны «огненные порядки» Слуцка, принятые по указанию Богуслава Радзивилла городским магистратом 15 мая 1655 г. 
В соответствии с ними для каждого дома был определен вид и количество пожарного инвентаря. Все домовладельцы должны были держать при дверях емкость с водой не меньше объема бочки. На каждые десять домов полагалось иметь лестницу (сделанную таким образом, что бы на каждой перекладине мог стоять человек), которые хранились у угловых домов, а на каждые два десятка – багор. 
В городе были введены выборные должности нескольких «стражников от огня», которые вели надзор за соблюдением противопожарного порядка в определенной части «места». Раз в неделю они должны были проводить «пожарную ревизию», проверяя наличие бочек, лестниц, ведер, веревок, канатов и другого инвентаря, а также ежегодно устраивать «смотр» городских пожарных инструментов, приобретаемых за счет магистрата. 
Стражникам от огня поручалось и руководство тушением пожаров. При этом для спасения города, магистрат наделил их исключительным правом разбирать ближайшие к очагу пожара строения, из-за которых зона огня могла бы расшириться. На этот случай в их распоряжение поступали все плотники города во главе со старостой плотницкого цеха. 
Аналогичные слуцким «огненные порядки» на протяжении столетия были приняты и в других белорусских городах. Разнились они незначительно: в одних населенных пунктах кликунов нанимали из городских доходов, в других – возлагали их функции на всех жителей по очереди; где-то стражники от огня именовались «огнянниками», где-то – «огненными старшинами» или «огненными комиссарами». Но, несмотря на все эти особенности, основные нормы и положения «огненных порядков» оставались неизменными, и составили основу пожарной безопасности того времени, впитав в себя как нормы магдебургского права, так и всевозможных рекомендаций об избегании пожаров и их тушении. 
Следует лишь отметить, что, в конце концов, вопросами пожарной охраны заинтересовались и центральные власти. По инициативе последнего короля Речи Посполитой Станислава Августа Понятовского в 1768 г. в рамках реформирования органов местной администрации, для решения вопросов «беспеки, спакою и публичной выгоды» в городах, находящихся под королевской юрисдикцией (Могилев, Полоцк, Витебск, Брест, Гродно, Минск, Новогрудок и Пинск) были созданы комиссии добропорядка (комиссии Boni Ordinis). Активно развернув свою деятельность, они попытались привнести новые веяния и в организацию пожарного дела, особенно в тех городах, где из-за небрежного отношения самих жителей к вопросам безопасности, противопожарные нормы соблюдались слабо. 
В конечном итоге в современном обществе происходит (но далеко не завершен) процесс демистификации опасностей, представление их как потенциально управляемых переменных, в т.ч. на уровне государства и общества. 
Именно в эти лихие десятилетия сформировалась и укрепилась в сознании людей идея создания добровольческих пожарных команд. Эта идея вскоре завоевала авторитет в обществе, привлекая представителей разных сословий. Членами ДПО были губернаторы, городские головы, князья, священнослужители, чиновники, врачи, инженеры, купцы, мещане и представители других слоев городских жителей. Пожарные общества стали своего рода культурными центрами или, как сегодня сказали бы, клубами по интересам. Многие из них имели свои театры, клубы, духовые оркестры, велосипедные треки, проводили различные развлекательные мероприятия. В 1914 г. при них стали учреждаться детские учебные пожарные отряды. Их целью было обучение детей осторожному обращению с огнем, предупреждению и тушению пожаров, подготовка к служению пожарному делу в рядах добровольных организаций. 
После революции в России 1917 г. произошли значительные изменения в системе обеспечения пожарной безопасности. 17 апреля 1918 года был подписан декрет Советской власти «Об организации государственных мер борьбы с огнем, в котором были заложены первые основы и система советской пожарной охраны, учрежден центральный орган управления – Пожарный Совет при ВЦИК. Постепенно стала создаваться государственная структура по борьбе с пожарами и другими ЧС. 
  
Логичным шагом на данной траектории исторического развития стало появление наук о безопасности, нормативное закрепление термина «чрезвычайная ситуация», концептуальное оформление понятий «культура безопасности» и «культура безопасности жизнедеятельности».